— Ты плакала, — пробормотал он, зарываясь лицом в волосы. — Расскажи мне, что случилось?
Я обернула свои руки вокруг его, прижимаясь к нему, и рассказала про часы.
— Может быть, я и преувеличиваю, — подвела итог я, — устала, что сделало меня раздражительной. Но Боже, это чертовски больно. Это окончательно разрушило подарок, который так много для меня значил, понимаешь?
— Могу себе представить, — его пальцы вырисовывали круги на моем животе, лаская через шелк рубашки. — Мне жаль.
Я посмотрела в окно и заметила, что уже была поздно.
— Который час?
— Чуть больше 8.
— Во сколько ты пришел?
— В половине 7.
Я повернулась, чтобы посмотреть на него.
— Рановато для тебя.
— Как только я узнал, что ты тут, я не мог больше оставаться вдали. Я хотел быть с тобой с того самого момента, когда привезли цветы.
— Они тебе понравились?
Он улыбнулся.
— Должен признаться, что читать твои слова, написанные почерком Энгуса было… интересно.
— Я старалась быть осторожной.
Он поцеловал кончик моего носа.
— В то время же, ты слишком балуешь меня.
— Этого я и хочу. Хочу разрушить тебя для любой другой женщины.
Подушечкой большого пальца он провел по моей нижней губе.
— Ты это и сделала, в тот самый момент, когда я увидел тебя.
— Милый болтун — мой депрессивный настрой рассеялся рядом с Гидеоном, я знала, что являюсь центром его жизни в тот момент. — Пытаешься залезть ко мне в трусики?
— На тебе их нет.
— Это значит «нет»?
— Это значит «да», я хочу забраться к тебе под юбку, — его глаза потемнели, когда я укусила его за большой палец руки. — Быть внутри твоей жаркой, тесной, маленькой киски. Я мечтал об этом весь день. Я хочу этого каждый день. Хочу этого сейчас, но подожду, пока тебе не станет лучше.
— Ты мог бы поцеловать меня и помочь улучшить мое настроение.
— Что поцеловать?
— Все. Везде.
Я понимала, что могу привыкнуть иметь его всегда, как сейчас. Знала, что хочу этого, но что, конечно же, было невозможно.
Тысячи его маленьких частей принадлежали тысячам людей, и проектам, и обязательствам. Из многочисленных браков моей матери с успешными бизнесменами, я поняла, что жены чаще всего были только любовницами, в основном занимающими вторые места в жизни своих мужей, поскольку те, в свою очередь, были женаты на работе. Именно по этой причине, мужчина был успешным в своей профессии — он отдал своему делу всего себя. Женщина в его жизни довольствовалась малым — тем, что оставалось от работы.
Гидеон заправил волосы мне за ухо.
— Я хочу этого. Возвращаться домой к тебе.
Меня всегда пугало, что он, казалось, читал мои мысли.
— Было бы лучше, если бы ты находил меня босой на кухне?
— Я был бы не против, но лучше голой в постели.
— Я неплохой повар, но ты хочешь лишь мое тело.
Он улыбнулся.
— Достойное добавление ко всему тому, что хочу.
— Покажи мне свое, и я сделаю то же самое для тебя.
— С радостью, — он нежно гладил меня кончиками пальцем по щеке, — но сначала я хочу убедиться, что ты пришла в себя после ситуации со своей матерью.
— Я справлюсь.
— Ева, — его тон предупредил, что он не намерен откладывать этот разговор.
Я вздохнула.
— Я прощу ее. Всегда прощала. На самом деле, у меня нет выхода, я люблю ее и знаю, что она делает это из лучших побуждений, даже когда она конкретно ошибается. Но вся ситуация с часами…
— Продолжай.
Я постаралась унять боль в груди.
— Что-то сломалось в наших отношениях. Независимо от того, как мы продвинемся вперед, всегда будет эта трещина между нами. Это действительно больно.
Гидеон замолчал на некоторое время. Одну руку он запустил в мои волосы, в то время как другая властно обернула мое бедро. Я ждала, когда он выскажет все, что у него на уме.
— Я тоже сломал что-то в наших отношениях, — в конце концов, угрюмо произнес он. — И я боюсь, что это всегда будет стоять между нами.
Грусть в его глазах передалась мне, причиняя боль.
— Дай мне встать.
Он неохотно позволил. Я колебалась, прежде чем расстегнула юбку.
— Теперь я знаю, каково это потерять тебя, Гидеон. Как это чертовски больно. Если ты закроешься от меня, это заставит меня волноваться. Просто будь осторожен с этим, а мне остается лишь верить, что твоя любовь укрепится со временем.
Он кивнул, понимая и принимая это, но я видела, что это разъедает его изнутри.
— Магдалена заходила ко мне сегодня, — сказала я, стараясь отвлечь его от затяжного раскола между нами.
Он напрягся.
— Я велел ей не делать этого.
— Все в порядке. Возможно, она просто волновалась о причинении мне неудобств, но я думаю, что она осознала: я слишком сильно люблю тебя, чтобы причинить боль.
Он сел, как только я позволила юбке упасть. Она упала на пол, обнажая мои подвязки и чулки, что заставило его прошипеть сквозь зубы. Я забралась обратно на диван, сев ему на колени, обнимая руками за шею. Его горячие дыхание, чувствующееся через шелк рубашки, будоражило кровь.
— Эй, — я запустила обе руки ему в волосы и потерлась носом о его щеку. — Прекрати переживать за нас.
Я думаю, что нам стоит волноваться о Диане Джонсон. Что самое ужасное она может откопать о тебе?
Его голова откинулась назад, глаза сузились.
— Она — моя проблема. Я разберусь с ней. — Полагаю, что она нарыла нечто компрометирующее. Она не остановится, назвав тебя бессердечным альфонсом.
— Перестань волноваться. Единственная проблема, о которой стоит волноваться, так это то, что я не хочу, чтобы ты сталкивалась с моим прошлым.
— Ты слишком самоуверен, — мои пальцы начали расстегивать пуговицы рубашки. Расстегнув ее, я сняла галстук и положила на спинку дивана. — Ты собираешься поговорить с ней?
— Собираюсь игнорировать ее.
— Это так ты разберешься с данной проблемой? — я продолжила заниматься рубашкой.
— Она хочет заполучить мое внимание, но не получит.
— Тогда она найдет другой способ.
Он уселся поудобнее, подняв голову, чтобы посмотреть на меня.
— Единственная женщина, способная заполучить мое внимание — это ты.
— Ас, — я поцеловала его, вытаскивая заправленный конец рубашки. Он сдвинулся с места, помогая мне достать ее. — Тебе необходимо переговорить с Дианой, — пробормотала я. — Не лучше ли так избавиться от нее?
Он вздохнул.
— Она была большой ошибкой. Однажды она уже предоставила себя, а я взял за правило избегать чрезмерно настойчивых женщин.
— И это вовсе не выставляет тебя засранцем.